Нижеследующее является первой частью статьи из трех частей, основанной на лекции, прочитанной летом 2007 года.

В 1923 году в Германии сложилась чрезвычайно благоприятная революционная ситуация. Коммунистическая партия Германии (КПГ) в тесном сотрудничестве с Коммунистическим Интернационалом подготовила восстание, а затем отменила его в последнюю минуту, 21 октября. Троцкий позже говорил: «Мы наблюдали там во второй половине прошлого года классическую демонстрацию того, как можно упустить совершенно исключительную революционную ситуацию всемирно-исторического значения» [1].

Германское поражение в 1923 году имело далеко идущие последствия. Оно позволило немецкой буржуазии укрепить свою власть и стабилизировать ситуацию на период шести лет. Когда в 1929 году разразился следующий крупный кризис, рабочий класс был полностью дезориентирован сталинистским руководством КПГ. Это привело непосредственно к роковым событиям, кульминацией которых стал приход к власти Гитлера. На международном уровне поражение немецкого Октября увековечило изоляцию Советского Союза и, таким образом, стало важным психологическим и материальным фактором, который усилил поднимавшуюся сталинистскую бюрократию.

Сегодняшняя лекция посвящена стратегическим и тактическим урокам немецкого Октября. Эти уроки быстро стали предметом горячего спора между Левой оппозицией и тайной «тройкой» — Сталиным, Зиновьевым и Каменевым. Прежде чем заняться этими вопросами, необходимо дать обзор событий 1923 года.

Германия в 1923 году

Все основные вопросы, которые привели германский империализм к Первой мировой войне в 1914 году — доступ к рынкам и сырьевым ресурсам для ее динамичной промышленности, реорганизация Европы под гегемонией Германии, — оставались в 1923 году нерешенными. Помимо того, что Германия проиграла войну ценой огромной потери человеческих жизней и материальных ресурсов, по Версальским договору она была вынуждена платить огромные репарации своему главному конкуренту, Франции, а также другим империалистическим державам.

Первые послевоенные годы, с ноября 1918-го по 1921 год, характеризовались серией революционных потрясений, которые были подавлены лишь благодаря совместным усилиям социал-демократии и отрядов правых боевиков. 11 января 1923 года французские и бельгийские войска заняли Рур и вновь разожгли в Германии политический и социальный пожар.

Французское правительство оправдывало военную оккупацию центра немецкой сталелитейной и угольной промышленности тем, что Германия не выполняла своих обязательств по выплате военных репараций. Правительство Германии представляло собой крайне правый режим, возглавляемый промышленником Вильгельмом Куно и в целом поддерживаемый Социал-демократической партией (СДПГ). Правительство отреагировало на оккупацию призывом к пассивному сопротивлению. На практике это означало, что местные власти и компании в Руре бойкотировали оккупационные силы. Правительство продолжало выплачивать заработную плату местной администрации и предоставляло субсидии угольным и стальным баронам, чтобы компенсировать их потери.

Результатом этих громадных расходов казны и отсутствия в стране необходимого угля и стали из Рура стал полный крах немецкой валюты. Марку, уже сильно потерявшую в цене, в начале года обменивали по курсу 21 тысяча марок за доллар США. В конце 1923 года, в разгар инфляции, курс ее составлял почти 6 триллионов марок за доллар, — это цифра с двенадцатью нулями.

Социально-политическое влияние этой гиперинфляции было взрывоопасным. Оно беспрецедентным образом поляризовало немецкое общество. Инфляция угрожала жизни рабочих. В конце рабочей недели зарплата рабочего едва превышала стоимость бумаги, на которой значились огромные суммы. Жены вечером ждали у ворот фабрики, чтобы поспешить в ближайший магазин и купить что-нибудь, прежде чем деньги потеряют к следующему утру свою ценность.

Приведу только один пример: 3 февраля одно яйцо стоило 300 марок. 5 августа оно стоило 12 тысяч марок, а через три дня — 30 тысяч марок. Несмотря на то что заработная плата была привязана к инфляции, средняя заработная плата в долларах упала на 50 процентов в течение шести месяцев. Одновременно умножилось число безработных — от менее 100 тысяч в начале года до 3,5 млн. безработных и 2,3 млн. поденных рабочих в конце года.

Но рабочие были не единственной жертвой гиперинфляции. Пенсионеры потеряли все средства к существованию. Те, кто сэкономил раньше немного денег, теряли все за одну ночь. Чтобы выжить, многим приходилось продавать свой дом, часы, кольцо, все сбережения своей жизни, — только для того, чтобы на следующий день узнать, что полученная сумма ничего не стоит.

Артур Розенберг, автор первой авторитетной истории Веймарской республики в 1928 году, пишет: «Систематическая экспроприация немецких средних классов, — не социалистическим правительством, а буржуазным государством, целью которого являлась защита частной собственности, — была одним из крупнейших грабежей в мировой истории» [2].

На другой стороне социальной пропасти стояла группа спекулянтов, перекупщиков и промышленников, которые наживались на инфляции. Тот, кто имел доступ к иностранной валюте или золоту, мог экспортировать немецкие товары за границу и получать сверхприбыль из-за низкой заработной платы. Эти силы стояли за правительством Куно. Самым известным из них был Гуго Стиннес, который скупил 1300 фабрик и нажил за этот период миллиарды долларов. Неслучайно он был также крупным закулисным политическим дельцом.

Социальная поляризация и распад среднего класса привели к резкой политической поляризации.

СДПГ быстро теряла как своих членов, так и избирателей, и распадалась. После свержения кайзера в ходе ноябрьской революции 1918 года СДПГ стала главной опорой буржуазного правления в Германии. В 1918 году она была на стороне высшего военного командования и правых военизированных отрядов Фрайкор, которые подавили пролетарскую революцию и убили ее самых выдающихся лидеров — Розу Люксембург и Карла Либкнехта.

СДПГ была единственной партией в Германии, которая безоговорочно защищала Веймарскую республику. Все остальные буржуазные партии предпочитали более авторитарную форму правления. Фридрих Эберт, лидер СДПГ, стал первым президентом Веймарской республики, и занимал пост президента до своей смерти в феврале 1925 года, то есть в течение всего периода, рассматриваемого в данной лекции.

Контрреволюционная роль СДПГ оттолкнула многих рабочих и привела их под знамена Коммунистической партии, КПГ. Но в начале 1923 года профсоюзы и слои более консервативных рабочих все еще поддерживали СДПГ. С развитием инфляции эта ситуация быстро изменилась.

Историк А. Розенберг, ведущий член КПГ в 1923 году (позднее он перешел в СДПГ), пишет: «В течение 1923 года СДПГ неуклонно теряла свою силу… В частности, профсоюзы, которые всегда были главным источником влияния СДПГ, находились в состоянии полного распада… Миллионы немецких рабочих больше не хотели ничего слышать о старой профсоюзной тактике и покинули эти организации… Распад профсоюзов равнялся параличу СДПГ» [3].

С распадом СДПГ рабочие социал-демократы стали внимательно прислушиваться к коммунистам. Внутри СДПГ выросло левое крыло, готовое сотрудничать с КПГ. Мы увидим ниже, как в октябре в Саксонии и Тюрингии были сформированы кратковременные коалиционные правительства из левых социал-демократов и КПГ. Одновременно с уменьшением количества членов СДПГ росло влияние КПГ. Число членов партии увеличилось с 225 тысяч до 295 тысяч в течение одного года.

В период между 1920 и 1924 годами в стране не проводилось выборов в Рейхстаг, поэтому нет достоверных данных об электоральной поддержке КПГ. Но выборы, проведенные в небольшом сельском районе Мекленбург-Стрелиц, дают определенное представление. В 1920 году СДПГ получила здесь 23 тысячи голосов, а Независимая социал-демократическая партия (НСДПГ, большинство которой позже присоединилось к КПГ) получила 2000 голосов. КПГ вообще не выставляла кандидатов. В 1923 году СДПГ и КПГ получили примерно по 11 тысяч голосов. В шахтерском районе Саар, где ранее доминировали католики, КПГ утроила свою поддержку в период с 1922 по 1924 год — с 14 тысяч до 39 тысяч голосов.

Внутри профсоюзов влияние коммунистов росло за счет СДПГ. Когда в Берлине избирались делегаты на съезд Союза металлистов Германии, КПГ значительно опередила СДПГ. Она получил 54 тысячи голосов, в то время как СДПГ получила 22 тысячи, то есть менее половины голосов коммунистов. По словам одного лидера КПГ, в июне партия насчитывала 500 фракций в профсоюзе численностью 1,6 миллиона человек. Около 720 тысяч металлистов поддержали коммунистов. Западногерманский историк Герман Вебер заключает в своей книге по истории КПГ: «1923 год продемонстрировал неуклонно растущее влияние КПГ, их, вероятно, поддерживало большинство рабочих, ориентированных на социализм» [4].

КПГ до 1923 года

Но в 1923 году КПГ вовсе не являлась цельной партией. Ей было всего четыре года, но она уже пережила бурные события, несколько смен руководства, расколы и слияния, и она интенсивно раздиралась внутренними разногласиями.

Самым выдающимся теоретическим и политическим лидером КПГ была, без сомнения, Роза Люксембург, и ее убийство спустя всего две недели после основания партии явилось непоправимой потерей. Люксембург был революционером огромного мужества и целостности. Ее труды о ревизионизме и борьба против правого перерождения немецкой социал-демократии, что она смогла увидеть раньше и острее, чем Ленин, принадлежат к лучшему из чего-либо написанного в марксистской литературе.

Но, подобно Троцкому — и гораздо дольше, чем он, — Люксембург не делала четких организационных выводов, которые Ленин сделал из своего понимания ревизионизма. Даже после 4 августа 1914 года, когда она сформировала «группу Интернационал»(Gruppe Internationale), позже названную «Союз Спартака» (Spartakusbund), Люксембург официально не порвала с СДПГ. Ее лозунгом стало: «Не покидай партию, измени ее курс».

В 1915 году «Союз Спартака» на конференции в Циммервальде отклонил призыв Ленина к новому интернационалу, а в марте 1919 года Гуго Эберлейн, представитель КПГ на первом конгрессе Третьего Интернационала, воздержался при голосовании по вопросу об учреждении нового Интернационала. КПГ дала ему указание голосовать против, но затем в Москве его убедили в правильности этого решения, — и, в итоге, он воздержался.

Когда Независимая социал-демократическая партия (НСДПГ) была образована в 1917 году депутатами Рейхстага, исключенными из рядов СДПГ за того, что они отказались вотировать новые кредиты для войны, Люксембург и «Союз Спартака» присоединились к этой центристской организации в качестве фракции. Они сделали это, несмотря на тот факт, что среди наиболее видных лидеров НСДПГ были Карл Каутский и теоретический лидер немецкого ревизионизма Эдуард Бернштейн.

Люксембург обосновала это в статье, утверждавшей, что «Союз Спартака» не присоединился к «независимцам», чтобы раствориться в бесхребетной оппозиции. «Он вступил в новую партию — уверенный в росте социальных противоречий и работающий в этом направлении — для того, чтобы подтолкнуть новую партию вперед, чтобы стать ее сознательной совестью… чтобы взять на себя реальное руководство партией», — писала она [5].

Люксембург резко атаковала бременских левых — во главе с Карлом Радеком и Паулем Фрёлихом, позднее ставшим ее биографом, — которые отказались присоединиться к НСДПГ и назвали это пустой тратой времени. Она осудила их защиту курса на независимую партию как Kleinküchensystem («система маленькой кухни») и написала: «Жаль, что эта система маленьких кухонь забывает главное, а именно, объективные обстоятельства, которые, в конечном счете, являются решающими и определят отношение масс… Недостаточно горстке людей иметь лучший рецепт в своем кармане и знать, как вести массы. Мышление масс должно быть освобождено от старых полувековых традиций. Это возможно только через большой процесс постоянной внутренней самокритики движения в целом» [6].

Лишь в декабре 1918 года, спустя месяц после того, как три лидера НСДПГ вошли в состав временного правительства во главе с правыми лидерами СДПГ Фридрихом Эбертом и Филиппом Шейдеманом, «Союз Спартака» порвал, наконец, с НСДПГ. Правительство Эберта стало палачом Ноябрьской революции. Вскоре оно соединило свои усилия с Генеральным штабом. «Независимцы», проделав свою работу, больше стали не нужны [правым социал-демократам].

В конце 1918 года, в разгар ожесточенной революционной борьбы, КПГ была окончательно сформирована из «Союза Спартака», бременской левой и ряда других левых организаций.

Задержка в создании подлинно революционной партии, независимой от социал-демократов и центристов, в некоторой степени объясняет многие ультралевые тенденции, возникшие в Германии в начале 1920-х годов. Предательство СДПГ — сначала в 1914 году, когда партия поддержала войну, а затем в 1918 году, когда она утопила революцию в крови, — привело к резкой реакции среди рабочих, которые в отсутствие решительной организации большевистского типа пришли к различным формам левого радикализма или даже анархизма. Эта проблема долго преследовала КПГ.

На учредительном съезде КПГ Люксембург осталась в меньшинстве по вопросу об участии в выборах в национальное собрание. Большинство было против. Много ультралевых тенденций существовало также вне рядов партии.

В апреле 1920 года, после вооруженного рабочего восстания в Руре, левое крыло откололось от партии и сформировало KAPD [Коммунистическую рабочую партию Германии], выдвигая ультралевые, антипарламентские и анархистские идеи. С KAPD ушли многие члены КПГ — по некоторым подсчетам, большинство. Но ультралевая партия быстро распалась, поскольку у нее не было последовательной программы. Коминтерн, с некоторым успехом, вернул здоровые части KAPD назад и даже пригласил партию на свой очередной конгресс в качестве наблюдателей.

Тем не менее, в 1919 году в основном НСДПГ смогла выиграть от сдвига рабочего класса влево. На выборах в Рейхстаг в 1920 году СДПГ получила 6 миллионов голосов, «независимцы» — 5 миллионов голосов, а КПГ — всего 600 тысяч голосов.

НСДПГ была классической центристской партией. Руководство сдвигалось вправо, пересекаясь с рабочими, двигавшимися влево. Многие рабочие, которые поддерживали НСДПГ, восхищались Советской Россией. Правые лидеры «независимцев» оказывались во все большей изоляции. Выдвинув 21 условие приема в Коминтерн, II Конгресс Коминтерна углубил разногласия внутри НСДПГ.

В декабре 1920 года большинство НСДПГ, наконец, присоединилось к КПГ — или ОКПГ [Объединенная КПГ], как она называлась в течение некоторого времени. Правое меньшинство НСДПГ позже присоединилось к СДПГ. Слияние с НСДПГ увеличило количество членов КПГ в пять раз и превратило ее в массовую партию. Но новые члены также принесли с собой шлейф прошлых проблем и центристских традиций НСДПГ.

В марте 1921 года неудавшееся восстание в Центральной Германии — так называемая Märzaktion — спровоцировало новый кризис в рядах КПГ. После того как национальное правительство направило полицейские подразделения на заводы для разоружения рабочих, КПГ и KAPD призвали к всеобщей забастовке и свержению национального правительства. Восстание было явно преждевременным и закончилось кровавым поражением.

Приблизительно 2000 рабочих были убиты в ходе боевых действий и последовавших жестоких репрессий. В результате Пауль Леви, близкий друг Розы Люксембург и один из главных лидеров партии, который с самого начала правильно выступал против восстания, яростно осудил действия партии публично. В конце концов, он был исключен из ее рядов и вернулся в СДПГ.

События «мартовской акции» были в центре дебатов на Третьем Конгрессе Коминтерна, который проходил с 22 июня по 21 июля 1921 года в Москве. Позднее Троцкий подытожил значение Конгресса следующим образом: «Вехой между первым и вторым периодом был III конгресс Коминтерна, который установил недостаточность у коммунистических партий политических и организационных ресурсов для завоевания власти и выдвинул лозунг “К массам”, то есть к завоеванию власти через предварительное завоевание масс, на основе их повседневной жизни и борьбы. Ибо в условиях революционной эпохи массы, хоть и по иному, но живут повседневной жизнью» [7].

Третий Конгресс выдвинул переходные требования, тактику единого фронта и лозунг рабочего правительства, чтобы завоевать доверие рабочих, все еще поддерживающих социал-демократов. Он настаивал на необходимости работать в профсоюзах.

Эти установки встретили яростное сопротивление со стороны левых и ультралевых тенденций в КПГ, которые продвигали так называемую «теорию наступления» и отвергали любую форму компромисса, любую парламентскую и профсоюзную работу. Их поддерживал Николай Бухарин, впоследствии лидер правой оппозиции, который выступал за «непрерывное революционное наступление». Именно в ответ на эти тенденции Ленин написал свою брошюру Детская болезнь «левизны» в коммунизме.

Изучая эти конфликты, следует отметить, что Ленин, как и Троцкий, проявлял чрезвычайно терпеливый подход к различным группировкам в КПГ. Они оба пытались обучать, объяснять, интегрировать и предотвращать преждевременные расколы. Они сдерживали горячие головы слева и справа, которые хотели изгнать своих противников из организации. Они пытались удержать Леви в партии, пока его провокационное поведение не сделало его членство невозможным.

Во время Третьего Конгресса они часами вели обсуждения в небольших группах с разными фракциями КПГ. Хотя они были непримиримы по отношению к левому младенчеству, они также ощущали в руководстве партии элемент консерватизма, на который реагировали левые. Другими словами, Ленин и Троцкий пытались вырастить закаленное, опытное руководство, обученное справляться с противоречиями и быстро реагировать на изменение ситуации. Это резко контрастировало с более поздней практикой Коминтерна при Сталине.

Примечания:

1. Лев Троцкий, Уроки Октября.
2. Arthur Rosenberg, (Entstehung und Geschichte der Weimarer Republik, Frankfurt am Main: Athenäum 1988), p. 395.
3. Ibid., p. 402.
4. Hermann Weber, (Die Wandlung des deutschen Kommunismus, Band 1, Frankfurt 1969), p. 43.
5. Rosa Luxemburg, (Rückblick auf die Gothaer Konferenz, in Gesammelte Werke Band 4, Berlin 1974), p. 273.
6. Ibid., p. 274.
7. Лев Троцкий, Коммунистический Интернационал после Ленина, М., 1993, с. 128.